читать дальше
Nox Arcana - The Voyage
Бежать... Бежать до тех пор, пока хватит сил, пока не рухнешь оттого, что раскаленные клочья воздуха раздерут горящие легкие, пока ноги сами не подкосятся от усталости, пока мышцы, буквально рвущиеся от боли, не перестанут подчиняться воле разума, пока сердце не иссохнет к имповой матери в тяжело вздымающейся груди. Бежать. Или умереть. Да, уж лучше умереть, чем жить в клетке, окутанной замогильным холодом родительской любви и опеки.
Юная квель'дорейка неслась сквозь чащобу, с остервенением дикой кошки прорываясь через бурьян, колючие заросли, спотыкаясь, падая. Как она ни старалась, ни хрипа не могло сорваться с пересохших губ, а в глазах так и застыл неподдельный ужас. Блики, вспышки, смазанная лента бытия и небытия растекалась перед ее мутным взором, искаженным всеми слезами, которые она выплакала. Ей было страшно. Загнанный в ловушку зверь. Загнанный теми, кого он любил, кому доверял.
Сколько времени прошло? Небо стыдливо скрылось за темной завесой, не давая и намека на надежду. Ни единого луча. Ни единого просвета. Лишь злобный оскал огоньков с реки зазывал к себе, чтобы после утопить во мраке ночи, закутать в ледяное пламя ненависти и презрения. К самой себе.
А пред взором светло-голубых глаз по-прежнему вертелся калейдоскоп. Событий? Чувств? Воспоминаний? Едва ли. Калейдоскоп темноты и пустоты, что сцепились в каком-то диком танце, выбивая ритм нещадными ударами бича по тому, что в народе кличут душой. Ее не пугали дикие звери, не пугал туман, словно нарочно осевший так низко, что можно было даже не пытаться увидеть хоть что-нибудь. Не пугало ее и одиночество в этом мире, сплошь усыпанном тенями. Но ржавый крючок этого омерзительного чувства впивался в ее грудь с каждым разом все сильнее и сильнее, забрасываемый призрачным жнецом. Воздуха не хватало. Ночь тисками сжала мир, и вместе с тем, как последний дезертир, пряталась за кронами деревьев, фальшивила. Но не суждено было Эвеламун узнать, как далеко зайдет ночь в своих хитросплетениях интриг.
Скрип. Наиотвратительнейшее пробуждение, которое только можно придумать. Всепроникающий скрип откровенно паршиво смазанных колес. Эвел разлепила глаза. Перед ней плыло какое-то красное пятно, которое впоследствии оказалось навесом. Было такое чувство, что голову стянули чугунными прутьями. Смешавшиеся в расплывчатый звуковой фон голоса отдавались гулким эхом, как под водой. Мун с заметным усилием заставила себя тряхнуть головой и проморгаться. Тело словно одеревенело, изнывая от противной тупой боли. Она приподнялась на локтях и осмотрелась. Крытая телега. Кучи коробок, перевязанных синими лентами с изображением золотого феникса, запах дорогого вина. Тянуло холодом. Верно. Ведь приближалась зима. В Лордероне уже вовсю шли приготовления. Девчушка попыталась подняться на не шибко добросовестно сшитом матрасе, но только сейчас поняла, что руки ее были связаны. Ругнувшись так крепко, как позволяли ей знания в данной области, квель'дорейка принялась вопить и лупить пятками по бортику телеги. Через мгновение в шатер сунулось нечто, что вполне могло сойти за лицо. И оно явно не обрадовалось звонкому голосу Мун.
- Чего разоралась, ушастая? - любезно поинтересовалось нечто.
- А ты кто? - Эвел хлопала глазами, вперившись в лицо.
- Это мы спросить должны тебя. Лежи да помалкивай, пока рот кляпом не заткнул. Развелось тут сумасшедших!
Диалог был окончен. Лицо исчезло туда же, откуда появилось. Эльфийка, ошарашенная, только и могла, что открывать и закрывать рот от удивления. С дварфами она никогда не встречалась, потому теперь ей оставалось строить догадки о том, что произошло и как она тут оказалась. Снова вступать в контакт желания не было никакого. Она просто повалилась обратно на тюфячок и прикрыла глаза. Она была имп знает где, имп знает с кем. И только этот самый имп и ведал, что ей делать дальше. А делиться своими соображениями по этому поводу он, видимо, даже и не собирался.
Nox Arcana - Nursery Rhyme
Обычный подвал, каких по миру сотни тысяч, если не больше. Тусклое освещение, горы барахла, доставшегося по наследству и представленного как нечто некогда очень ценное, книжные полки, пыль, пауки. Но тут явно чего-то не доставало. Нет, не красок. Запахов. Чуть спертых, тлеющих. Сырых, влажных, которыми трудно дышать. Вместо этого тут пахло чем-то неестественно свежим, но едва уловимым. Воздух был пресен и резок. И холод. Ни дуновения непослушного сквозняка. Но заходя сюда, каждый бы пожалел, что не прихватил с собой мантию. Эвел сюда спускалась только когда звали мать или отец. И каждый раз все случалось не так, как в предыдущий. Так и теперь она шла, наперед зная, что усвоенное ранее не придет сейчас на помощь. Сначала это были игры. Сверкающие шарики арканы резвились у нее над головой, не причиняя никакого вреда. А она заливалась смехом, пытаясь словить хоть один. Правда, обычно это заканчивалось тем, что мама просила ее закрыть глаза, а после что-то неприятно начинало покалывать детскую ладошку. Потом Эвеламун засыпала. А просыпалась у себя в комнате со странным чувством того, что от нее что-то убавилось. Но всегда хотелось плакать. Всегда под кожу пробирался ледяной ужас, предательски ласково обнимая девочку. Каждую неделю происходил этот таинственный ритуал. Зимой наутро ее в одной шелковой рубашке водили на улицу, делали какие-то записи, спрашивали, все ли в порядке. Но Эвел ни на что не жаловалась. Она не чувствовала холода. Также она не чувствовала жары, когда в самый знойный день (день летнего солнцестояния) ее запирали в комнате и разжигали камин.
Биопсихоз - МВЧ
А сегодня был ее день рождения. Ни родственников, ни друзей не в доме наблюдалось, потому родители снова скрылись внизу, дочь вместе с собой не пригласив. Мун думала, что тринадцать - достаточный срок, чтобы уже узнать правду и понять, что к чему. Она никогда не перечила родителям, но сегодня кошмары мучили ее всю ночь. Легкие до сих пор стягивало. Она едва не задохнулась. Во сне или наяву? В последнее время юная эльфийка вовсе потеряла эту тонкую грань. Дверь в подвал была чуть приоткрыта. Эвел незаметно прошмыгнула внутрь, укрывшись за очередной грудой хлама. В подвале оказалось еще порядка пяти фигур, облаченных в бесцветные рясы. Они сгрудились в центре, встав кругом. Спины их плотно смыкались, что-то укрывая. Мун, затаив дыхание, лишь прислушивалась к обрывкам фраз, силясь хоть что-нибудь разглядеть. Сегодня было холоднее обычного. Группа чуть расступилась, так что теперь тусклый магический свет бликами прыгал по полу. Эвел всмотрелась в полумрак, чуть прищурившись. Девочка напрягла зрение. Ее явно что-то смущало. Как по мановению волшебной палочки свет стал ярче, Мун скользнула взглядом ниже. Она закричала. Закричала от ужаса. Смотреть она не могла. Но взгляд не желал отрываться от омерзительной картины. Эльфийку словно прибили к полу, потому что тело также отказывалось подчиняться ее воле. Ее мать и отец. Оба абсолютно нагие. Сливающиеся воедино в каком-то до тошноты порочном сладострастии, а рядом с ними... Человек. Женщина. Скорее то, что от нее осталось. Она стояла на коленях. Она все еще была жива. Тихие гортанные звуки. Кровь толчками выходила из продольно разрезанного горла. Все тело было в свежих ожогах, кожа кое-где отходила лоскутами, но это не смутило истязателей. По всему истерзанному телу виднелись руны, вырезанные, видимо, то ли тонким лезвием, то ли вовсе иглой. Правая часть лица была будто написана нервным художником, который то и дело бешено размазывал краски по полотну. Было невозможно разглядеть глаза, нос, губы... Все превратилось в кровавое месиво, пальцы рук были выломаны, а вены превратились в багровые борозды. Под женщиной растекалась лужа крови, которая распространялась щупальцами по каменному полу, любовно обвивая ступни стоявших рядом. Левое глазное яблоко бешено вращалось, пока зрачок резко не расширился. Мун и женщина встретились взглядами. Чистый белок контрастировал с лицом, а темная радужка заполнилась зрачком, который буквально высасывал что-то изнутри тебя самого. О нет. Этого Эвел не забудет еще очень долго. И снова она не нашла в себе силы отвернуться. Лишь крик ее теперь раздирал легкие. Муна пришла в себя только тогда, когда поняла, что один из присутствовавших схватил ее за волосы и потащил в круг, заламывая руку. Перед глазами из стороны в сторону метался пыльный пол, топот ног, чьи-то разъяренные крики, боль в мышцах. Блеск стали. Мун рванулась вместе со своим "стражем" к столу, что находился у стены. На него были навалены какие-то странные инструменты, которые девушка видела пару раз до сегодняшнего дня, изодранные тряпки, измазанные в чем-то темном. Запекшаяся кровь. Все это действо произошло буквально за пять секунд. Эвел схватила со стола некое подобие пинцета и наотмашь ударила им. Громкий вскрик. Муна сама не поняла, что произошло. Ее швырнули на пол и чуть не растоптали. На пальцах своих она чувствовала что-то теплое и вязкое. Вокруг началась какая-то суета. Запах крови изо всех сил бил в нос. Ее стошнило прямо на пол. Зрение никак не могло сфокусироваться на лестнице, ведущей к выходу, но тело продолжало рваться на свободу. Что происходило позади, Эвел и знать не желала, но ей пришлось обернуться, когда что-то схватило ее за ногу. Сначала Мун увидела изуродованную руку, остальное додумало за нее буйное воображение. Полумертвая жертва пыталась карабкаться по эльфийке. Муна, извиваясь змеей, сумела вырваться из цепкой хватки только тогда, когда истязатели снова обратили на нее внимание. Девочка бросилась к выходу, по пути сдирая со стен неподожженные лампы. Семерка в балахонах не отставала. Мун резко затормозила; она вспомнила пару уроков, что когда-то давала ей мать. Позади ручейками стекала горючая жидкость. Искра сорвалась с пальцев девчушки и рухнула во влажную полоску на деревянных ступенях. Секундная заминка. Она словила разъяренный взгляд своей матери и бросилась прочь. Пламя полыхнуло, делая свое дело.
Судорожно хватая ртом воздух, Муна распахнула глаза и резко села, тут же стукнувшись лбом обо что-то. Тихо шипя себе под нос и рассыпая мысленные проклятия, девчушка устало осмотрелась. Она уже проснулась, но взгляд не желал фокусироваться на чем-то конкретном. Зажмурилась. Открыла глаза. Зеленоватые пятна, неуловимые, плавали в воздухе, раздражая еще больше. Квель'дорейка вздохнула. Воздух провалился в легкие с каким-то странным хрипом. Эвел только теперь почувствовала, что ей страшно не хватает подпитки. Руки ее были связаны, а спасительный мешочек прятался под рубашкой. Зубами цепляя узелок, а коленями удерживая мешочек, она высыпала несколько небольших кристаллов маны. Пять штук. Хватит на три дня. А дальше? Один из кристаллов испарился в следующие несколько секунд, остальное синеглазка еле спрятала подальше и вновь откинулась на свою лежанку.
Считать часы скучно. Едва ли в мире есть что-то более утомительное, чем ожидание. Ожидание в неизвестности. Муна больше не спала. Пару раз к ней заглядывало «нечто», бросало несколько не очень вежливых фраз на ломаном талассийском, подкармливало, а потом вновь исчезало, оставляя девчушку наедине с перетертыми веревкой запястьями. Безразличие, завладевшее сознанием эльфийки, казалось ей более чем логичным и вообще единственно верным вариантом своего поведения. Она невидящим взглядом рассматривала «потолок» до тех пор, пока снова не уснула.
Сколько времени прошло на этот раз? Что за суета? Почему так холодно? Снег?! Ах ты ж имп рогатый, руки бы развязал, прежде чем вытаскивать за шкирку. Ар-р-р-ргх! Что? Мешок на голову?! Зачем?! Я что, преступник?! Муна, мать твою, куда ты вляпалась теперь… Мало было чокнутых родителей? Чего им от меня надо, Свет… Я не хочу никуда с вами идти! Пусти! Пусти, говорю, коротышка недодела-а-а-а-ай!
Говорят, что зубная боль – самая противная боль. Вранье. Все вранье. Никто и не задумывается о том, что иногда шишка на затылке больнее тридцати двух больных зубов. Девчонка очнулась в каком-то сарайчике. Она даже еще не успела толком разлепить глаза. Резко сев, Мун принялась растирать затекшие кисти, которые наконец были свободны от пут. Было холодно, но кто-то достаточно любезно набросил на нее теплое покрывало, пока она лежала без сознания. Дверь скрипнула, сквозь проем внутрь пролился ослепляющий свет. Нет, такого от солнца не бывает. Эвеламун поморщилась – глазам было крайне дискомфортно. В ее «обитель» вошел… Да, это определенно был мужчина. Коренастый, очень низкий – ниже ее самой. Дверь все с тем же скрипом закрылась, подарив глазам Мун прежний покой.
- Кто вы? Почему я здесь? Что я не так сделала, сэр?.. – слабым голосом чуть ли не простонала эльфийка. Онемевшие от холода губы плохо слушались беглянку. – Прошу, отпустите меня, я ни в чем не вино…
Мужчина склонился над ней, отпустил что-то вроде «Ш-ш-ш» и опустил ладонь ей на лоб. Она показалась Муне еще холоднее, чем ее тело.
- У тебя жар. Не болтай много, - произнес посетитель на вполне хорошем талассийском, но с интересным акцентом. Он достал из-под мехового плаща бурдюк, откупорил тот и помог сделать Эвел несколько глотков. Жидкость была немного сладковатой и приятно согревающей. Муна вмиг расслабилась, но болезненного блеска глаз не потеряла. Она продолжала непонимающе смотреть на посетителя, стараясь вновь не впасть в забытие.
- Кто вы? – повторила девчушка.
- Меня зовут Балдор. Мы дварфы Дикого Молота, квель’дорейка. Отдыхай, завтра нужно будет показать тебя главному стражнику, чтобы решить, что с тобой делать.
Эвеламун снова мучили кошмары. Заплаканная, она проснулась, когда солнце только едва пробивалось сквозь морозные облака. Она поднялась, чувствуя в ногах жуткую слабость, но все же нашла в себе силы подойти к окну и одернуть тряпицу, заменявшую занавеску. Снегопад прекратился. Отсюда был хороший обзор – видимо, хатка стояла на холме. Непривычная манера постройки зданий заставила девушку даже улыбнуться.
- Ты уже проснулась, дитя Солнца? – раздался позади голос вчерашнего «лекаря».
- Да. Я… Мне… Неважно, - отмахнулась Мун.
- Тебе снятся нехорошие сны, верно? – Балдор не спрашивал. Его ясные голубые глаза будто видели девушку насквозь. – Я слышал твои крики и просьбы о помощи. Кто с тобой сотворил это?
Дварф подошел к растерянной девчушке и ткнул пальцем в солнечное сплетение.
- Там зияет дыра.
- Я не знаю, почему так, - Мун опустила голову, укрыв длинной челкой лицо. Глаза снова подернулись слезами, но в этот раз она сдержала порыв чувств.
- Умойся, - только сейчас эльфа заметила, что рядом с дварфом стояла кадка, из которой валил белый пар, а на плече он держал полотенце. – А потом мы пойдем к стражнику.
***
- Но я не хочу возвращаться в Лордерон… - глаза Мун испуганно распахнулись, когда главный стражник, хмуро и недоверчиво глядя на нее, высказал свое мнение. – Прошу вас, не надо!
- Что за вздор, девочка! Квель’дорейке не место среди дварфов! Твои родители, наверняка, с ума сходят от волнения. Да и почто ты нам тут сдалась? – пробурчал седой карлик с больно уж серьезным видом.
- Умоляю вас! – Мун была готова упасть на колени. Ее тело била дрожь. И от страха, и от озноба. – Я сделаю все что угодно, только не отправляйте меня назад! Лучше отправьте на плаху…
Балдор стоял позади, наблюдая за происходящим. Да, дварфы Дикого Молота, несмотря на торговлю, к чужакам относятся скептически и не шибко приветливо, но сейчас в его груди что-то нехорошо свербело. Словно сами духи подталкивали его произнести эти слова…
- Гримо, я хочу взять ее на попечение. Под свою ответственность, - произнес он это на родном языке.
Лицо стражника аж вытянулось в изумлении. Муна озадаченно обернулась, чтобы посмотреть на дварфа. Она не понимала, что тот сказал, но уловила упрямую интонацию и вдруг резко изменившееся настроение всей беседы.
- Балдор, ты с ума рехнулся? – Гримо аж встал из-за стола и подошел к своему собрату. Он оказался немного ниже того, но весь так и излучал внушительность.
- Нет, Гримо. Я прошу тебя. По старой дружбе. Ты взгляни на нее. Она похожа на иссушенную веточку осины, которая вот-вот сломается. Ты ведь чувствуешь, что с ней что-то не так. Уступи мне, пожалуйста.
- Ух-х-х… Забирай, - нехотя отмахнулся стражник с плохо скрываемой досадой. – Но чтобы она не мельтешила. И вообще вела себя нормально. Иначе полетит прямо с пика!
Ничего не понимающую Муну вели под руку обратно к дому на холме. Всякий раз, когда она пыталась раскрыть рот, чтобы задать очередной зудящий в одном месте вопрос, ее вежливо просили помалкивать и иметь терпение.
Спустя час, она все узнала. Легкая тень легла на ее бледное острое лицо.
- Спасибо вам, Балдор. Я теперь век ваша должница. Как я могу отплатить за свою жизнь?
Дварф молчал, глядя куда-то в огонь, резвящийся в печи. Стены его дома были украшены чучелами небольших зверьков, где-то висела голова ажно медведя с угрожающе раскрытой клыкастой пастью.
- Я один из здешних егерей. Бывший охотник, - он впервые едва заметно улыбнулся девочке. – Будешь мне подмастерьем.
***
Opeth — Hope Leaves
Развязавшаяся война против свихнувшегося принца Артеса не затронула этот край. Кто-то ушел на фронт по собственному желанию, кто-то остался, но жизнь текла своим чередом. Муна настолько свыклась с жизнью на Пике Орлиного Гнезда, что уже и позабыла об Лоредроне, эльфах и людях. Здесь было спокойно и безопасно. Балдор заменил ей отца, а соседский дварф, который никак не мог поладить с грифонами, стал хорошим товарищем. Его звали Тобуром. Два года прошло с тех пор, как она очнулась в хижине егеря. Два года она жила его жизнью и проникалась духом дварфов Дикого Молота. За это время теперь уже пятнадцатилетняя девушка многому научилась. В том числе и пониманию природы. Но еще более полезным навыком стала стрельба из арбалета. Однажды вечером – как раз в ее пятнадцатый день рождения – она и Балдор сидели возле печи, мастеря кожаные уздечки для грифонов. Уже наступила поздняя осень, и холодные сквозняки гуляли меж горных вершин, отражаемые никак не унимавшимся эхом. Балдор был уверен, что эхо – это голоса духов, потому всегда внимательно прислушивался к нему, а потом передавал Муне то, что ему открылось. Вот и сейчас он вдруг стряхнул с себя оцепенение и, покряхтев, привлек внимание девушки.
- Что на этот раз? – с улыбкой поинтересовалась остроухая.
- А ты совсем выросла, - отметил дварф. – И вышла годным помощником. Была одна такая легенда… О дереве, которое не хотело отдавать свои плоды. Никто не мог их сорвать. Они даже не падали на землю с приходом сезона сбора урожая. Они так и висели на нем, пока не сгнивали и не обращались в прах, который развевался по миру. Словно дерево питалось их юной силой, потому и разрослось таким большим. С густой кроной. Однажды под деревом, укрываясь от дождя, остановилась семья. Отец, мать и двое детишек. Спустя много лет случай повторился. Но на этот раз людей было вдвое больше. Четверо взрослых и четверо ребятишек. Дерево не могло видеть, так как глаз у него не было, но оно почувствовало тех самых малышей – брата и сестру, которые так давно стояли подле него. Они выросли и обзавелись собственными семьями. Еще лет через двадцать под деревом оказалось снова четверо взрослых и двое детей. Ты ведь догадываешься, кто там был, - уловив широкую улыбку эльфийки и горящие интересом глаза, Балдор усмехнулся и кивнул. – Да, верно все. Так вот… Дерево как раз налилось новыми плодами. Одну кроху отец поднял на руки, чтобы та дотянулась до плода. И что за волшебство! Малышу без труда удалось сорвать плод. Дерево ужаснулось и обозлилось. Повинуясь порывам ветра, оно заметало кроной из стороны в сторону, само разбрасывая свои плоды. Испуганные люди выбрали меньшее из зол и быстро продолжили свой путь под дождем. А дерево вновь осталось в одиночестве. Спустя месяц оно начало гнить. А рассыпанные плоды исчезли. Дерево чахло с каждым днем все быстрее и быстрее. И настал тот момент, когда оно иссохло. Немного сил оставалось у него. И тогда оно решило проникнуться внешним миром. Через корни. Какого же было удивление потонувшего в собственных эгоистичных страданиях дерева, когда оно обнаружило, что вокруг него раскинулась целая роща таких же, как и оно. Это были те самые плоды, некогда упавшие на землю. То стало последним, что познало дерево. Спустя мгновение оно обратилось в пепел. Но частичка его продолжала жить в каждом новом деревце, что родились из плодов.
Дварф замолчал, как-то грустно взглянув на Эвеламун. Она и впрямь стала для него дочерью. За столь короткий срок он поделился с ней всем, что знал сам, и ни капли не жалел. Сама эльфийка молча глядела на него.
- Я стар, Эвел. И скоро настанет мой срок уходить. Я не хочу стать этим деревом, потому отпускаю тебя. Да, скрепя сердце. Но поступить иначе не дозволено. Я хочу, чтобы ты помнила меня таким, каким я был все это время. Это моя последняя просьба и мой последний наказ тебе.
Муна кивнула. Когда-то давно она сказала себе: «Никто не должен видеть моих слез. Даже я сама». И сейчас она не позволила себе нарушить это немое обещание. Встав, девушка крепко обняла дварфа.
- Спасибо тебе за все.
Балдор поднялся и прошел в угол комнаты, где стоял насест. На нем, спрятав голову под крыло, спал сокол. Фергус. Эта птица была постоянным спутником дварфа. Потрепав питомца, Егерь пересадил его на предварительно надетую на руку перчатку.
- Я дарю его тебе. Пусть он служит тебе столько, сколько потребуется.
Клекот птицы, как показалось обоим, давал согласие. Эдьфийка собрала свои скромные пожитки, взяла арбалет, кроткий клинок, немного еды и флягу с водой. На рассвете, тепло простившись со своим наставником, она ушла. Снова в неизвестность.